В переулках старого Мумбаи, между лотками с кардамоном и выцветшими плакатами Болливуда, Раджа, 22-летний грузчик с фабрики тканей, каждый вечер вытирал пот с шеи грязным платком, пока ждал Миру у чайной *Ганга*. Она приходила, запах жасмина из волос смешиваясь с дымом от жареных *пакора*. «*Папа сегодня опять спрашивал, где я пропадаю,* — шептала она, поправляя сари, — *Говорила — на курсы шитья хожу*». Раджа молча протягивал ей кулек с *барфи* — сладости, на которые копил неделю, пряча монеты
Знаешь, иногда кино — как пощечина. Не больно, но осадок остаётся. Вот смотришь историю про этого парня, который, кажется, всем назло решил мир перевернуть — и понимаешь, что где-то в уголке души сам так хотел бы. Но не смог. Или не решился. Каждая сцена тут — как нервный тик. То смешно до слёз, то вдруг холодеют ладони. Помню, как в середине фильма герой что-то выкрикнул в пустоту, а у меня мурашки побежали — будто это мне кричали. И ведь знаешь, что всё это вымысел, но сердце ёкает, как на