Элен Дюваль, 17 лет, в разгар учебы в лицее Кондорсе, находит в комоде матери пожелтевшее письмо с маркой Марселя. «*Почему ты скрывала, что у меня есть брат?*» — тычет она в строки о рождении ребенка в 1972 году. Мать, Симона, молчит, разливая кофе в синие чашки с отколотыми ручками. На следующий день Элен срывает контрольную по химии, садится на поезд до Лиона с рюкзаком, набитым бутербродами с ветчиной и картой, украденной из кабинета отца-архитектора. В купе она сталкивается с Люком Моро,
Знаешь, иногда натыкаешься на фильмы, которые будто врезаются в память без спроса. Вот эта история… Семья, где все как будто собраны из осколков зеркала — каждый отражает свою правду, а вместе — только острые края. Сначала думаешь: "Ну, семейная драма, опять ссоры и примирения". Ан нет! Тут каждый кадр словно дышит скрытым напряжением. То ли мать с дочерью говорят на разных языках, то ли вообще молчат, а воздух между ними густеет, как холодный суп. Меня особенно зацепило, как режиссёр
Знаешь, есть такие истории, которые будто старые кружева – тонкие, переплетённые, с дырками от времени. Вот представь: 1918 год, только отгремела война, а в парижском особняке четырёх служанок судьбы путаются хуже рождественских гирлянд. Марселин, эта живая искра, вляпалась в историю с вдовой Одиль – свекор со свекровью детей у неё отбирают, а она, как фурия, горой стоит за бедолагу. Ну честно, я бы на её месте давно сломалась, а она зубами вцепилась в их семейную драму. А Олимпия-то! Девушка с