Эрика Карата

Тори Амано, семнадцатилетняя официантка из кафе в переулке за станцией Сибуя, каждое утро протирала столики с остатками сладкого анмитсу. «Снова эти липкие пятна», — бормотала она, закатывая рукава форменной рубашки. В кармане жужжал телефон: мать спрашивала, когда Тори вернёт деньги за аренду крохотной квартирки в Асакусе. Вечером, разбирая коробки на складе, она нашла потёртый медный браслет с треснувшим камнем цвета запёкшейся крови. «Эй, кидзю! — крикнул повар, швыряя в неё мокрым
Юки, девушка с аллергией на розы, всё равно поправляет букеты в крошечном цветочном магазине в Сибуе. На витрине — треснувшая ваза с тюльпанами, подарок бывшего. «Белые лилии есть?» — спрашивает клиент в мокром плаще. Она молча указывает на холодильник с выцвевшей наклейкой «SALE». Вечером в баре «Lamp», где джаз заглушает гул поездов, она сталкивается с Акирой — парнем в кожаной куртке, который снимает портреты незнакомцев на плёнку. «Пахнет грустью, — говорит он, придвигая стакан виски. — Как
Асако, студентка из Осаки, впервые встречает Бунъити возле моста Нанива в дождь. Он, в мятом пиджаке с нашивкой киноклуба, спорит с ней о французском нуаре: «Твой любимый режиссер украл идею из пьесы Беккета — сам не придумал». Они начинают встречаться, проводят дни в кафе *Hoshida*, где Бунъити рисует каракули на салфетках — абстрактные лица с слишком большими глазами. Через три месяца он исчезает после ссоры у вокзала Китасинчи, оставив только билет на автобус до Киото и поломанные очки в
Знаешь, иногда кино цепляет так, что даже спустя годы вспоминаешь отдельные моменты. Вот смотришь историю про двух людей, которые общаются только по телефону — ни лиц, ни жестов, только голос. И ведь это же магия какая-то! Сначала думаешь: "Ну как они вообще?" А потом ловишь себя на том, что сам начинаешь вникать в каждую интонацию, как будто это единственная ниточка, связывающая их миры. Меня до сих пор пробирает, когда вспоминаю, как герои постепенно раскрываются друг другу через