Ли Вэй, 19 лет, каждое утро зашивает подошву старых ботинок в мастерской на окраине Нанкина. Его бабушка, Сюй Мэйлин, варит суп из капусты и тофу, приговаривая: «Соль забыла, как в прошлый вторник». Взрывы начинаются в полдень — стекла в парикмахерской «Золотой дракон» трескаются, а владелец лавки лука кричит, что армейские грузовики уже на мосту Чжуншань. Вечером Ли получает повестку: чернильная печать размазана от дождя, в кармане — три зашитых носка и фото сестры-школьницы в форме с синим
В деревне Лунси, затерянной среди бамбуковых террас, Сяо Лань копается в ящиках лавки отца. Она натыкается на потрескавшийся свиток с символами, напоминающими следы птичьих лап. «Опять старьё собираешь?» — ворчит отец, перебирая мешки с рисом у прилавка. Девушка игнорирует, проводит пальцем по строке: «Лун… си…» — шепчет. К ночи с гор сползает ветер, выворачивая горшки с имбирём у порога. Утром на пыльной улице появляется Цзюнь — парень в потертой косухе, приехавший на мотоцикле с треснувшим
Ло Фэн, охотник с потрепанным кожаным поясом, патрулирует ночной рынок Линьцзяна. Запах тухлой рыбы смешивается с дымом от жаровен, пока он пересчитывает серебряные пули в кармане — привычка после гибели напарника. В переулке за аптекой «Золотой женьшень» к нему прижимается Чжан Вэй, местный информатор: «В порту грузят контейнер с красными метками. Говорят, там шкуры… не оленей». Ло хрипло смеется: «Сколько за молчание?» — но уже тянет курок, когда в темноте мелькают желтые зрачки. Заброшенный