Клаудио Кастроджиованни

Марко, 27 лет, таскает коробки с кальмарами на рыбном рынке Риальто в Венеции. Его сестра София, худышка в заляпанном краской фартуке, рисует акварелью мост Риальто, пока туристы тыкают пальцами в ее мольберт. «Почему бы тебе не изобразить что-то пооригинальнее?» — бросает американец в гавайских шортах. София молча смачивает кисть в воде из пластикового стаканчика. Вечером они едят пасту с дешевыми мидиями у плиты в съемной квартире с отслаивающимися обоями. Марко достает конверт с билетами в
Знаешь, иногда смотрю на старые вещи — пыльное радио с потрескавшимся корпусом, компас, который давно забыл, где север, или этого ржавого оловянного солдатика с отбитой саблей... Кажется, будто они нарочно молчат, пряча внутри целые вселенные. Вот представь: карильон, который заклинило лет двадцать назад. Стоит как памятник самому себе, а внутри — сотни мелодий, застрявших между шестерёнок. И ведь кто-то же их когда-то слушал, под них танцевал или плакал. А Базилио... Эх, этот чудак! У него дар