Эйнар чинит сети в старом доке Рейкфьорда, пока его отец, Оулавюр, ругается с рыбаками из-за квот. «Ты снова просрал ящик с треской?» — бросает отец, разбивая бутылку об камень. Дочь Хельга тащит из порта краденые банки тушенки, прячет под свитером, связанным из грубой шерсти. В доме пахнет вяленой рыбой и керосином: мать Сигрун вытирает пыль с фамильных фото — дед в военной форме, 1944 год. За окном дымится вулкан Хеймир, а Эйнар крадет ключи от траулера, чтобы ночью уйти в море. Торстейн,
Эйнар, студент-археолог из Рейкьявика, копался в груде старых сетей на рыбном рынке, когда наткнулся на камень с треснувшими рунами. «Это ваша семья вырезала символы?» — спросил он продавца-исландца, перебивая запах копчёного лосося. Тот фыркнул: «Мой дед говорил, они защищают от штормов. Бери, если хочешь — всё равно на свалку». В тот же вечер Лив, реставратор из Копенгагена, разбирала архивные письма в Королевской библиотеке. На обороте пожелтевшего листа с водяными пятнами она нашла эскиз,
Представь: бескрайние ледники, которые будто дышат под ногами, и небо, разрисованное сполохами северного сияния. Туда, в эту ледяную пустыню, забредает девчонка лет двадцати — рыжая, упрямая, с рюкзаком, набитым старыми письмами от матери. Ищет что? Да даже сама толком не знает. То ли ответы на вопросы о семье, то ли просто пытается убежать от шума городов, где все слишком громко, слишком ярко. А вокруг — тишина, которая давит, но и успокаивает. То ли шепот духов в ветре, то ли гул в