Аднан копался в старых папках отца в угловом офисе на улице Аль-Хамра, когда Мухаммед ворвался с чемоданом, еще пахнущим аэропортом Стамбула. "Ты видел эти долги?" — Аднан швырнул распечатку с красными цифрами. "Продаем дом. Иначе компания рухнет". Мухаммед, поправляя очки, уперся ладонями в стол: "Этот дом мама до последнего мыла сама. Ты хочешь его отдать под отели?" За окном гудели такси, а на подоконнике остывали три стакана несладкого кардамонного кофе —
Амир, худой парень в потёртой футболке, копался в ящиках с барахлом на рынке Хан-эль-Халили. Его сестра Лейла, кашляя, сидела на корточках у лотка со специями — её руки дрожали, перебирая пачки корицы. «Ты уверен, что эта шкатулка тут?» — спросила она, вытирая пот со лба. Внезапно его пальцы наткнулись на медный амулет с треснувшим глазом Гора. Из него вырвался джинн в рваном плаще, пахнущий гарью: «Три желания, мальчик. Но четвёртое заберу тебя». На краю оазиса, где бедуины торговали
Халед, 23 года, водитель грузовика, каждую неделю возит финики из Аль-Касима в Джидду. В кабине — потёртый коврик с аятом от сглаза, термос с крепким кофе. На полпути, возле заброшенной заправки под Хаилем, замечает девушку в чёрном абайе, голосующую под палящим солнцем. «Тебе в сторону Мекки?» — кричит она, не поднимая глаз. В багажнике — свёртки с неизвестным грузом, который попросил передать кузен Фарис из Неджда. Халед знает: вопросы здесь лишние. Лейла, 19 лет, прячет под одеждой