В тауншипе на окраине Йоханнесбурга медсестра Тандо Мхлангу, затянутая в потертый халат с пятнами йода, возвращается с ночной смены в клинике. Ее брат Сифо, водитель маршрутки с потрескавшейся панелью приборов и висюлькой святого Христофора на зеркале, прячет под сиденьем пистолет, обернутый в газету *Sowetan*. Тандо находит оружие, пока искала в машине аптечку для соседского мальчика, который разбил локоть, гоняя мяч по улице с выбоинами. «Это чье?» — тычет она пальцем в сверток, пахнущий
Леруто, бывший солдат с шрамом через левую бровь, копался в ржавом ящике под кроватью, когда нашел письмо брата-журналиста. «Они платят через банк в Мозамбике…» — строчки обрывались. На кухне закипал чайник, а он вспоминал, как неделю назад нашли тело у реки Умгени — в кармане брата лежал ключ от сейфа в порту Дурбана. «Ты еще жив, потому что молчишь», — бросила ему Мария, соседка-медсестра, выбивая пепел с балкона. Ее хриплый смех смешивался с гудками такси внизу. На складе в Индустриальной
Ох, помню, как впервые увидел эту историю — такая смесь леденящего дыма сигарет и приглушенных выстрелов за окном. Ты будто проваливаешься в мир, где каждый взгляд красноречивее слов, а тишина между героями гудит, как натянутая струна. Знаете, это как когда пьешь кофе поздно ночью: горечь остаётся, но ты всё равно тяннешься за очередной глоток. Там есть сцена в подземном гараже… Боже, свет мерцает, тени пляшут на бетоне, и ты уже не понимаешь, кто прав, а кто просто отчаянно хочет выжить.