В берлинской больничной палате №312 Анна Ланг, 34 года, с переломом ноги после велосипедной аварии, дежурит у окна. Её сосед — 68-летний Вальтер Шульц, кардиологический больной, часами складывает пасьянс «Паук» на тумбочке с царапиной от каталки. «Опять суп-пюре? — бросает он медсестре Марте, тыча вилкой в желеобразную массу. — В концлагере кормили сытнее». Анна, пряча смех в шарф с запахом лаванды, предлагает ему свой йогурт — тот отказывается, но крадет салфетки для протирки очков. На третий
В резервации апачей под жарким аризонским солнцем 17-летний Виннету прячет в потёртой кожаной сумке обломок стрелы с ястребиным оперением — единственную улику после гибели отца, Инчу-Чуны. Его мокасины оставляют следы на пыльной дороге в Санта-Фе, где немец Карл Май, в замшевом жилете с потёртыми карманами, предлагает ему ружья в обмен на шкуры бизона. «Твои люди стреляют лучше, чем торгуют», — бросает Виннету, разглядывая царапину на прикладе. Ночью у костра он чинит тетиву лука, слушая, как
В замке Вильденштейн под Мюнхеном 14-летняя Лина копается в старых ящиках на чердаке, пока её отец Герхард чинит сломанную дверцу печи. Она натыкается на потёртый дневник с инициалами «М.В.» — Марта, её прабабушка, работавшая ветеринаром в 1945 году. На странице с пятном от вина нарисована лошадь с узором в виде звёзд на крупе. «Почему все замолкают, когда я спрашиваю про её войну?» — Лина тычет пальцем в эскиз. Герхард, вытирая сажу с очков, бормочет: «Не всё, что закопано, должно остаться в
Представь Берлин — город, где неоновые вывески мигают, как нервные тики, а за каждым углом прячется история пострашнее твоей. Тут наша героиня, Лена, втискивается в жизнь после побега из провинции. Она устроилась администратором в бутик-отель, который днём принимает бизнесменов, а ночью превращается в клуб для местной богемы. «Начну с чистого листа», — думала она, стирая пятна кофе с мраморной стойки. Чистый лист, блин, оказался исписан чужими грехами: пачки подозрительных конвертов, шепотки в
Карл, ветеринар с облупленными ногтями и запахом дезинфектора от старой куртки, каждое утро пробирался через ржавые ворота берлинской скотобойни на Шпреевальдерштрассе. Томас, его напарник с татуировкой быка на предплечье, встретил его у разделочного цеха: «Эти крысы с мэрии хотят закрыть нас к пятнице. Говорят, землю под элитные гаражи продали». Карл молча достал из кармана смятый снимок — черно-белый бык с перебитой ногой, которого он выходил три года назад. «Они его не тронут», — пробормотал