Аек, лесничий с потрескавшимися сапогами, находит тело фермера у рисового поля — грудная клетка распорота, на заборе засохли полосы слизи. «Не медведь», — бормочет он, разглядывая следы: слишком глубокие для лап, слишком правильные. В деревне Пим, в очках с заклеенной дужкой, листает в школьной библиотеке потрепанный дневник 1987 года: «_Они возвращаются каждые 36 лет…_» Ее прерывает Сомсак, мэр, вытирающий ладони о хаки-рубашку: «Сожги это. Для твоей же безопасности». Тон, брат Пима, с двумя
Бун, 27-летний бармен в захудалом кафе возле рынка Чатучак, каждое утро разливает *ча йен* сгущёнкой в потёртые стаканы. Его соседка Пим, студентка-архитектор, забегает перед лекциями, оставляя на стойке крошки от *паттайского тоста*. «Опять кошку кормила? — бормочет Бун, вытирая столешницу. — Вчера опрокинула банку с имбирём». Пим смеётся, поправляя рюкзак: «Она же просит прощения глазами, посмотри». За их спинами Таксин, таксист с хронической бессонницей, разбирает квитанции, а Ной,
Пим, 27 лет, разливает латте с пенкой в крохотной кофейне возле станции BTS Сиам. Тан, заказчик с синими чертежами под мышкой, каждый вторник берет эспрессо навынос, но сегодня опоздал на 15 минут. "Снова стройка задержалась? — Пим протягивает стаканчик, указывает на подтеки цемента на его кроссовках. — У вас на фасаде трещина, — он внезапно проводит пальцем по ее ладони, будто рисуя схему. — Несущая стена требует ремонта". Вечером она находит в чеке нарисованный смешной смайл вместо