Ванида Имран

Азалия возвращается в Кампунг-Бару через десять лет, застает брата Амира за попыткой продать семейный дом. В старом сундуке под кроватью матери она находит письма с угрозами от местного ростовщика Даниала. «Ты знал, что он ее довел?» — шипит она, размахивая пожелтевшей бумагой перед лицом брата. Амир молчит, глядя на треснувший потолок. На рынке Пасар-Сени Азалия сталкивается с Линой, бывшей соседкой, которая теперь торгует дурианми. «Он забрал у нее лавку с пряностями, — шепчет Лина, поправляя
Амир, 27 лет, грузит коробки с микросхемами на складе фабрики в Джохор-Бару. Его сосед Раджи, водитель грузовика, в перерыве жалуется на боль в спине, пока они курят у ржавой ограды: «Вчера опять штраф за перегруз — весь рейс к черту». Лина, 24 года, моет посуду в сингапурском кафе на Орчард-роуд, прячет упавшие ложки в карман фартука — хозяйка вычитает из зарплаты за сломанные. По вечерам они встречаются у моста через пролив: Лина передает Амиру контейнер с наси-лемак, он отдает ей поношенные
Амир, 28 лет, вернулся в Куала-Лумпур после смерти отца, обнаружив, что тот заложил их семейный дом под кредит на ремонт рыбного магазина. Сестра Лина, 25, в красном платке *тудунг*, настаивает продать бизнес, чтобы погасить долги: *«Ты десять лет не звонил, а теперь решаешь, как спасать то, что тебе чуждо?»* В старом деревянном доме пахнет плесенью от дождей, на кухне стоит недоеденный *наси лемак* — отец всегда оставлял еду в холодильнике, даже если Амир не приезжал. Записи в отцовской