Малика, 19 лет, работает упаковщицей на консервной фабрике в районе Бхенди-Базар в Мумбаи. После смены она замечает, что в ящики с томатной пастой под видом брака подкладывают прозрачные пакеты с белым порошком. «*Эй, Аджай, посмотри — это что, сахар?*» — тычет она в грузчика, который резко отворачивается: «*Не лезь, дуреха. Забыла, как Санджай из третьего цеха исчез?*». В тот же вечер в ее комнатушке на третьем этаже хрущевки-чобис врываются двое в кожаных куртках, переворачивают железную
Адитья, инженер из Мумбаи, приезжает в деревню Маяван с планами построить водоочистную станцию. Местные, вроде рыбака Карупайи, который каждое утро чинит сети у реки, встречают его с подозрением. "Вы думаете, ваши трубы спасут наши поля? — говорит Карупайя, разливая чай в жестяные стаканы. — Грязь из города уже в воде плавает". В офисе с облупившимися стенами Адитья спорит с подрядчиком Виханом, который настаивает: "Если не ускорить работы, финансирование свернут. Твои отчеты
Молодая медсестра Прия Шарма, живущая в переулках Мумбаи рядом с вонючим рыбным рынком, случайно находит в сумке пациента потрёпанный блокнот с координатами. «*Тут что-то про затонувший корабль у побережья Гоа… Санжай, смотри!*» — трясёт она листками перед братом-таксистом, который тут же хватает карту: «*Если это правда, мы вылезем из долгов за месяц*». Они воруют у ростовщика старый мопед, закладывают мамино золотое кольцо на бензин и мчатся по разбитой трассе, пряча блокнот в банке с
Агилан, 17-летний парень с шрамом на левом предплечье, чинит сети в порту Коччи, пока его младшая сестра Мира толкает его плечом: «Опять проспал рассветный улов? Папа сказал, в этом месяце квоту не выполним». Вода в заливе пахнет гнилью — рыба ушла на глубину, а старики в чайной лавке на рынке Маттанчерри шепчут про «старую месть океана». Ночью Агилан крадется к заброшенному маяку, где находит карту с отметкой «Дварка-1947» в ржавом ящике из-под боеприпасов. В Мумбаи, на складе завода по
В городке Аллахабад 19-летний Рави Шарма каждое утро прячет учебники по программированию под мешками с пшеницей, пока отец, Суреш, проверяет урожай. «Опять в своём компьютере копался?» — бросает мать Аарти, разливая чай в жестяные кружки. Вечером Рави с другом Амитом пробираются к заброшенной водонапорной башне, где ловят сигнал Wi-Fi от соседней школы. «Через месяц экзамены в Делийский институт, — шепчет Амит, — а ты всё боишься отцу про трущобы рассказать». На рассвете Суреш находит
Раджеш Шарма, водитель грузовика из Нагпура, каждое утро начинает с проверки старого «Тата 407» — подтягивает ремни, стучит по колесам, бормочет: *«Сегодня масло не подтекает… Ладно, пронесло»*. Маршрут Мумбаи-Хайдарабад он знает наизусть: придорожные дхабы, где хозяин Балу всегда оставляет ему чай с кардамоном, ямы возле поворота на Пуну, которые глубже с каждым месяцем. Дома жена Прия собирает детям ланч-боксы, ворчит на счетчике за свет: *«Сколько можно? Ты же видишь — июнь, кондиционер
В деревне Джавади, затерянной среди раскаленных равнин Раджастана, старик Бхишма сидит на веранде, обмахиваясь газетой. Его сын Адитья, в заляпанном маслом комбинезоне, чинит мотоцикл «Royal Enfield» возле глиняной хижины. «Снова на рынок в Нагпур? — хрипит Бхишма, сплевывая табак в жестяную банку. — Лучше бы землю обработал, а не за девками гонял». По вечерам к ним приходит Мридула, соседка в выцветшем сари, с горшком карри — ее муж погиб на стройке в Мумбаи, а долги остались. Бхишма отдает ей
В деревне Муттанчжоли, затерянной среди рисовых полей Кералы, 18-летний Нилал Унникришнан находит в старом сундуке отца потрёпанный дневник с записями о незаконных сделках местного чиновника. На последней странице — пятно, похожее на кровь, и дата: 14 марта 2012. В ту ночь его отец, Венугопал, не вернулся с рыбалки. Тело нашли через три дня в мутных водах канала, но полиция закрыла дело, назвав это «несчастным случаем». Нилал замечает, что Рудра Пратап, глава сельсовета, носит тот же серебряный
С самого детства Сатье словно на роду было написано бороться с несправедливостью. Представь: пацаном влип в историю — восемь лет колонии за убийство, которого даже близко не совершал. А как он там выжил? Говорят, один надзиратель, видавший виды, взял его под крыло — видно, парень смышлёный, глаза горят, не сломался. Вот так, с его подачи, Сатья и оказался в мундире. Думал, наконец-то жизнь наладится, да где там! Служба в полиции — сплошной адреналин, но удача будто смеётся над ним. То бумаги
Знаешь, иногда кажется, что одна пуля может изменить всё — а потом понимаешь, насколько это правда. Представь: обычный парень, тихий библиотекарь, у которого вся жизнь в книжных полках да разговорах с дочкой о сказках. И вдруг — бац! — его мир переворачивается из-за какого-то призрака с винтовкой где-то там, на крыше. Меня до сих пор мурашки пробирают, когда вспоминаю, как эта хладнокровная "работа" за километр от жертвы вцепляется в судьбы людей когтями. Ты вроде думаешь — ну,
Знаешь, иногда бывают моменты, когда тело говорит громче слов. Вот как тогда — помню, как замер в полумраке зала, а на сцене... Боже, это было не просто движение. Каждый жест — будто вспышка молнии: резко, страстно, до мурашек. Ты чувствовал, как воздух вибрирует от энергии? Как будто танцоры выворачивали душу наизнанку, а ты невольно ловил себя на мысли: «Черт, а я-то думал, что просто пришел на спектакль...» А эти паузы между номерами! Неловкое шуршание программок, чей-то сдавленный вздох —