Адитья, парень лет двадцати, мотался между аптекой отца в переулках Ченнаи и вечерними развозками еды на потрёпанном мопеде. Однажды, разгружая коробки с лекарствами, он наткнулся на пробирку с бирюзовой жидкостью, которую забыл в углу какой-то клиент в чёрных перчатках. "Эй, это чё, новая вакцина?" — спросил он у коллеги Раджа, тыча пальцем в этикетку с кодом "V-72". Радж пожал плечами: "Выбрось, не наш бизнес". Но вечером, когда Адитья случайно разбил пробирку,
Раджеш, 24 года, в рваной рубашке и с потёртым блокнотом, пробирается через гудящий рынок Мачерлы. В кармане — список жителей, чьи колодцы высохли после начала стройки химического завода. «Ты опоздал на час, — бросает Амита, поправляя очки, пока они сидят в чайной с треснувшим вентилятором. — Сингх уже переманил старосту: обещал школу, которой не будет». Раджеш хмуро разминает ладонь со шрамом от прошлой стычки с полицией: «Школа? Дети здесь до десяти лет не доживут, если завод запустят». Амита
Рия Шарма, 23 года, работает официанткой в захудалом кафе *Chai Tapri* на окраине Мумбаи. Каждое утро она протирает липкие столики, пока владелец, толстяк Гопал, ворчит на цену молока: *«Скоро вместо чая будем кипяток с травой продавать»*. Вечером 12 октября, вынося мусор в переулок за кафе, она видит, как двое в полицейской форме заталкивают в фургон окровавленного подростка. В кармане мальчика позже находит разорванную фотографию — на ней её младший брат Авик, пропавший месяц назад. В старом
Арджун, 19 лет, рылся в груде старых книг на чердаке дома в Гокулнагаре, когда нашел потрескавшийся медный амулет с символом трезубца. «Бабушка говорила, дед пропал из-за этой штуки в 80-х», — пробормотал он, протирая пыль тряпкой. На следующий день у чайной лавки «Раджани» старик в рваном дхоти схватил его за руку: «Три дня назад в озере под мостом вода стала черной. Ты теперь связан с ними». Арджун усмехнулся, но вечером у колодца за храмом Шивы увидел тень с горящими глазами — она шептала на