В душном кабинете на Ленинградском шоссе Никита Свирский, следователь с перегаром от вчерашнего коньяка, копался в бумагах по делу о трупе в промзоне. На столе — фото мужчины с ожогами, похожими на следы кислоты. «Смотри, тут вообще кожи нет», — бросил он лаборанту Генке, указывая на снимок кисти. Вечером тот же Генка нашел в портовских контейнерах ящики с полумертвыми ящерицами, помеченными логотипом «БиоФарм». Никита, заедая стресс семечками, связал это с убийством: «Кто-то палит контору, а
Алевтина – вроде бы идеальная женщина: и пироги печет, и за домом следит, и сына Сашку воспитывает. Но знаете, как бывает? За эти 20 лет домашнего марафона она так втянулась в роль «супержены», что сама не заметила, как превратилась… ну, в этакую фоновую шумовку на кухне. Вечно всё ради других: Сева, мама, сын. А про себя забыла напрочь. И ладно бы – но близкие-то от этого счастливее не стали. Сын отмахивается, муж… Ой, этот Сева! Взял и свалил к какой-то Ксюхе, которая, ясное дело,
Представляешь, влюбилась девчонка в какого-то крутого бойца ММА? Ему двадцать пять, ей двадцать — романтика же! Он прямо посреди боя, весь в крови и адреналине, кольцо ей сует. Ну красота же, да? А потом — бац! — жизнь как в плохом меме: папаша-то в долгах как в шелках, бандиты на хвосте. И приходится ей замуж идти за кого? За какого-то бизнесмена в возрасте, которому под пятьдесят! Вот это поворот, да? Мужик-то, конечно, в неё втюрился по уши — цветы, бриллианты, все дела. Готов ради неё хоть
Знаешь, есть такие фильмы, которые цепляют не яркими сценами или спецэффектами, а тем, как они вскрывают душу? Вот эта история как раз из таких. Представь: лихие 90-е, всё вокруг трещит по швам — страна, цены, понятия о добре и зле. А среди этого хаоса — двое. Она, Тату, с её бунтарской жилкой и вечными сигаретами на ветру. Он, Егор, который даже в растянутом свитере выглядит, будто вышел из глянца. Совсем разные миры, да? Как будто паззл из несовместимых кусков. Но тут-то и начинается самое