Камила, 27 лет, художница-граффитистка из Сан-Паулу, каждое утро замечает на стенах фавелы новые символы — перечёркнутые сердца, стилизованные крылья с трещинами. Соседка Мария, продавщица с лотка асаи, шепчет за чашкой гуараны: «Это _они_ метят. На прошлой неделе в Кампу-Гранди так началось, потом два трупа в реке». Камила фотографирует символы, выкладывает в закрытый чат с подписью «Кто видел такое?». В ответ приходит голосовое на ломаном португальском: «Удали. Сейчас» — акцент смешанный,
Алисия, официантка в забегаловке на окраине Сан-Паулу, каждый день протирала стойку от следов кофе и крошек *пау-де-кейжо*. Однажды в дождь зашел Эдуардо в мокром пальто от Burberry — заказал эспрессо, но вместо сахара попросил ее номер. "Вы же даже имя мое не знаете", — фыркнула она, переставляя грязные чашки. Он принес на следующий день гортензии в горшке — те самые, что умирали на подоконнике ее съемной однушки. Мать Эдуардо, Марта, узнав про роман, устроила скандал в его кабинете
Знаешь, иногда такие фильмы цепляют так, что потом неделю оглядываешься по ночам. Вот сюжет вроде не нов — злой дух, одержимость, попытки спасти душу... Но здесь всё подано так, что аж мурашки по коже! Я сначала думал: "Ну, опять священник с библией против тьмы, что тут может быть оригинального?" Ан нет — затянуло с первых кадров. А эта атмосфера... Боже, как же они её создали! Темнота не просто как отсутствие света, а как что-то живое, вязкое. Камера так двигается, будто сама