Ребекка Ронде Килерих

Лив, в потёртом свитере поверх купальника, поправляет эластичный бинт на колене, пока Астрид у зеркала повторляет *grand battement*. Зал пахнет старым деревом и маслом для пуантов. "Ты снова пропустишь разминку, и через месяц будешь ходить, как моя бабушка", — бросает Астрид, вытирая локоть о бархатную штору. За окном — дождь над каналом Нюхавн, где туристы тыкают пальцами в разноцветные фасады. Лив молчит, ковыряет пластырь на пятке: завтра отбор в *Kongelige Teater*, а её левая
Амира, пятнадцать лет, жила с матерью-реставратором в квартире над антикварной лавкой на улице Бломстергаде. Разбирая коробки с потрескавшимися вазами на складе, она зацепилась за угол ткани, спрятанной под медным тазом — выцвевший ковер с узором в виде переплетенных змей. «Смотри, он теплый», — позвала она Эмиля, соседа с третьего этажа, который тайно собирал старинные ключи. Когда Эмиль коснулся края, ковер дёрнулся, сбросив на пол пачку журналов 70-х. Они заперли дверь на крючок, поставили