Амир вытирает прилавок в своей забегаловке возле старого порта в Яффе. На холодильнике — наклейка «Нет войны с ливанским хумусом», подарок младшего брата Йонатана, который три года назад вернулся из Берлина. «Ты опять пересолил тхину, — бросает Йонатан, выплевывая ложку пасты в раковину. — Бабушка добавляла лимонный сок, а не цедру». За дверью шумит рынок Кармель: продавец арбузов кричит на подростка, стащившего горсть фисташек. Рахель, их бабушка, молча ставит на стол банку с надписью
Знакомьтесь с Каримом — парнем, который застрял между молотом и наковальней. Живет он в таком сером пригороде Тель-Авива, где даже солнце будто выцветает от скуки. Палестинец он, да. И это как бирка на лбу: израильские патрули пялятся на него так, будто он вечно что-то должен, а соседи-арабы... Ну, эти либо ворчат о «старых добрых временах», которых никто не помнит, либо крутят темные делишки на углах. Карим-то пытается вырваться — через музыку, через ритмы, что стучат в голове громче, чем