Хила Саада

Лиора, 28-летняя программистка из Тель-Авива, случайно сталкивается с Яковом, учителем иврита из строгой религиозной семьи, когда тот помогает ей собрать рассыпавшиеся файлы возле кофейни «Капуццино» на бульваре Ротшильд. «Ты вообще спишь?» — хмурится Яков, замечая синяки под её глазами, пока она торопливо пьёт эспрессо. Их встреча перерастает в споры о светских привычках Лиоры — например, поездках на велосипеде в субботу — и упрямой набожности Якова, который отказывается пользоваться телефоном
Луна, в пятнадцать, протирала полки в бакалейной лавке на улице Агриппас. Ее мать, Роза, выкрикивала цены на финики по-ладино, смешивая испанские слова с ивритом. По вечерам бабушка Мерседес шила платья под треск радио, передающего новости о британских патрулях. «Почему отец не смотрит мне в глаза?» — спросила Луна, разбивая яйцо в тесто для мацы. Мерседес потушила сигарету в медной пепельнице: «Спроси у него сама, если осмелишься». В углу комнаты висела фотография 1927 года — дед Габриэль в
Знаешь, как бывает — встречаешь человека, и всё будто щёлкает на свои места? Вот у Амоса, местного пекаря, жизнь как заезженная пластинка: девятый год крутится вокруг Ванессы, а сделать шаг — всё равно что гору сдвинуть. Даже от родителей не съехал, представляешь? Сидит в гнезде, как птенец, и никак не расправит крылья. А потом — бац! — шикарный ресторан, огни Тель-Авива, и... врезается в супермодель. Ну классика, да? Ноа — та ещё история. Только что из токсичных отношений, сердце в лохмотьях,