Priscila Bittencourt

Ракель, 17 лет, рылась в старом сундуке на чердаке дома в Сан-Жуане — городке, где улицы пахнут жареным маниоком и ржавчиной от грузовиков. Она нашла потрепанный дневник матери, умершей при родах. На пятой странице обнаружила рисунок: женщина в белом платье стояла у реки Параиба, окруженная огнями. "Она боялась их", — прошептала Ракель, перебирая страницы с пятнами чая. Внизу, на кухне, отец Эстеван ругался с братом Лукасом: "Опять пропустил мессу? Священник Антонио уже
Представь, тебе тринадцать, и в один день всё летит в тартарары: случайно подслушала разговор отца и узнала, что у него... вторая семья. Да не просто где-то там — а ещё одна дочь, которая тоже Ирена. Твоё же имя! У меня бы мозг взорвался — как так вообще? Вроде папа твой, самый обычный, а тут бац — двойная жизнь. И главное, как теперь смотреть ему в глаза? Спросить в лоб: "Пап, а ты там с ними в выходные гуляешь, как с нами?" Или забиться в угол, делать вид, что не знаешь? Жуть,