Викрам Прабху

Аджай, худощавый парень в потёртой рубашке, каждое утро чинил сети с отцом Махешем на глиняном берегу Кавери. «Если плотину достроят, наши лодки станут грудой щепок», — бормотал Махеш, развязывая узлы. В деревне Кумбарам уже неделю пахло жжёной резиной — бульдозеры подбирались к манговой роще. По вечерам Аджай пробирался через заросли бамбука к полуразрушенному храму Шивы, где находил старый медный свиток с картой, спрятанный под потрескавшейся статуей Нагини. Свиток привёл его к колодцу за
Карупан, 16 лет, каждый день до заката копается в грязи на рисовых полях деревни Тирунагар. Его отец, Мутувел, ворчит, что сын слишком много времени тратит на потрепанный учебник по физике, спрятанный под треснувшей половицей в хижине. *«Книги рис не вырастят, — хрипит Мутувел, разминая больные колени. — Завтра будешь чинить забор у стада Гопала».* Ночью Карупан крадет керосин из лампы, чтобы дочитать главу о статичных конструкциях — мечтает собрать мост через реку, где каждый год тонут телеги.
Аравинд, 19 лет, торопливо протирает столики в забегаловке «Масала-уголок» на окраине Ченнаи. На улице висят серые тучи, но дождя всё нет — только духота и потные спины прохожих. «Эй, мечтатель! — кричит хозяин, шлёпая полотенцем по прилавку. — Клиенты ждут, а ты в окно пялишься!» В соседней лавке Риту, 17, раскладывает дешёвые зонты, которые её отец сбывает перед сезоном муссонов. «Скоро всё сгниёт, если не продадим», — бормочет она, вытирая пыль с ярко-розового тента. Аравинд, проходя мимо,
В глухой деревне Нарампур, затерянной среди рисовых полей, старик Гуруннаятх проводит утренние ритуалы у камня, обмотанного красной тканью. Он размазывает куркуму на лбах крестьян, шепча: *"Земля плачет, когда вы берете больше трёх мер зерна"*. Его сын, Шива, в потёртой рубашке, тайком продаёт урожай перекупщикам из города, пряча деньги под глиняным кувшином у колодца. По четвергам женщины носят Гуруннаятху молоко в медных сосудах, но шепчутся у колючих заборов: *"Сынок-то храм