Всем фанатам остросюжетных и драматических историй точно придется по вкусу фильм «Фокстрот», события которого разворачиваются одновременно в стенах фешенебельной квартиры и на отдаленном контрольно-пропускном пункте. Когда Дафне и Михаэлю сообщили о трагической гибели их сына, исполняющего на тот момент свой воинский долг, то отчаянию и горю родителей просто не было предела. Несчастные супруги просто не могли поверить в то, что они больше не увидят своего сына живым и здоровым. Поэтому сейчас
Эмили, официантка из кафе *La Brume* на углу rue des Rosiers, каждое утро вытирала столики с остатками круассанов, пока не заметила Люка — парня в потертой кожаной куртке, который неделями рисовал Нотр-Дам с одного ракурса. «Опять тот же собор? — спросила она, ставя перед ним эспрессо. — Или ждешь, пока готика станет модерном?» Он усмехнулся, показывая записную книжку с набросками витражей: «Ищу свет, который не слепит. Вчера он был сизым, как пепел, а сегодня…» Голос перекрыл гул мотоцикла,
В Лимассоле, на пыльной улице за рыбным рынком, 19-летняя Элени находит в вещах покойного отца конверт с немецкой маркой и фото девочки, похожей на нее. «Кто это? Ты же говорил, у нас никого нет», — бормочет она, разглядывая треснувший угол снимка, где на заднем плане виден парижский киоск «La Fleur». Через три дня она уже в Марселе, торгуется с таксистом из Алжира за поездку до вокзала Сен-Шарль: «15 евро или я вызову полицию — у тебя же счетчик сломан». В сумке — пачка писем 1987 года на
Представь: ты печешь круассаны где-нибудь в Берлине, а потом вдруг оказываешься в Иерусалиме, где воздух пахнет корицей и чем-то неуловимо чужим. Вот так и Томас — парень с мукой в волосах и трещиной в душе. Едет к семье того, кого любил, но теперь уже… ну, ты понимаешь. Жена, сын, чужие фотографии на холодильнике — и он посреди этого всего, пытается взбивать крем и одновременно разгребать осколки прошлого. Сложно? Ещё бы. То ли дело тесто — замесил, испек, продал. А здесь приходится объяснять
Знаешь, иногда кажется, что война заканчивается в один день — флаги, парады, слёзы радости. А потом наступает тишина. И вот в этой тишине, с осени 44-го, начинается другая история — про тех, кого война перемолола, выплюнув обратно полуживыми. Детские дома Франции тогда были как заплатки на рваной ткани страны: туда свозили сирот, спрятанных по подвалам малышей, а позже — ребят из концлагерей. Представляешь? Ребёнок, который вместо игрушек помнит колючую проволоку... Фильм этот — он не про даты,