Мириам Браво

Лукас, вернувшись из Мехико в горную деревню Сан-Хуан-Ихуатлан, пытается убедить мать, Кармен, продать старую ткацкую мастерскую. «Ты же видишь — крыша протекает, нитки кончаются, а долги копятся», — говорит он, разглядывая трещину в глиняной стене. Кармен молча перебирает шерстяные нити, выкрашенные в индиго, и кивает на коробку с письмами отца: «Он писал, что каждый узор — это голос предков. Продашь мастерскую — они замолчат навсегда». По утрам Лукас помогает ей носить воду из колодца,
Хуан, с обветренным лицом и засаленными руками, ковырялся в двигателе «Форда» 78-го года. Рядом Карлос, в потрепанной кепке, считал бочки солярки, украденные за ночь из трубопровода возле Тультепек. «Если не сольем это до шести утра, Пабло из Сан-Мигеля нас вычислит», — бросил он, вытирая ладонью пот с виска. Лупита, в рваных джинсах и с ножом за поясом, развешивала на веревке окровавленную рубашку брата — вчера он попал под обстрел патруля. У нее на шее висел медальон с фото матери, которая