Chad Dudley

Представь: ночь, город как выключенный телевизор — мерцает, но молчит. Ты за рулём, пятый час подряд, и эти улицы уже наизусть выучили твои повороты. Пассажиры — сплошь ночные звери: кто-то срывается на крик в трубку, кто-то рыдает, уткнувшись в окно. А потом бац — подсаживается *та* тип. В чёрном, молчит, будто её ветром принесло. Говорит адрес — кладбище. Сердце ёкает: «Ну вот, щас начнётся». Но везешь, потому что ночью все сумасшедшие щедро платят. А потом она исчезает. Без следа. И на
Лина Марлоу, семнадцатилетняя официантка из кафе «Двойной эспрессо» в Редмонде, штат Орегон, каждое утро протирала стойку от следов корицы и повторяла заказ шеф-бариста: «Латте с миндальным — стол №4». Её отец, Джонатан, пастор местной церкви Святого Креста, каждую субботу читал проповеди о смирении, пока Лина прятала под прилавком потрёпанный дневник своей покойной матери. «Если эта книга правда, она умерла не в больнице, — говорила Лина подруге Клэр, перебирая страницы с выцветшими рисунками