Кьяре, 17 лет, приходится тайком чинить отцовскую лодку в старом сетевом сарае на окраине Портофино. Лука, ее отец, с утра до ночи выходит в море, пахнет солью и рыбой, а дочь мечтает уплыть дальше рыбацкого квартала. В кафе *Alba*, где Эмилио, ее друг детства, разливает эспрессо, он подкалывает: «Опять твои карты на столе мокрые? Море тебя съест». В тот же день в ящике с бабушкиными вещами Кьяра находит потускневший медальон с гравировкой *Adeline, Marseille, 1943* и сломанной цепочкой. Через
Лина, 22 года, переезжает в Церматт к дяде Марку после смерти матери. В старом чемодане с запахом нафталина находит конверты с фотографиями незнакомой женщины на фоне Маттерхорна. Марк, владелец книжного магазина на Bahnhofstrasse, прячет глаза за стопками непроданых календарей: «Не рыться в прошлом — здесь так не принято». Утром, пока Лина разгружает ящики с книгами 80-х, в кафе через дорону замечает Элиаса — парня в рваной куртке, рисующего углем на салфетках утесы. «Вы сломали мой
Представь парнишку Пио — ему всего 14, а он уже вовсю рвётся во взрослую жизнь. Живёт в этой цыганской общине где-то на юге Италии: вокруг итальянцы, африканские беженцы, свои румыны. И он, как хамелеон, ко всем притёкся — то сигарету у кого стрельнёт, то бутылку вина стырит. Всё тянется за старшим братом Козимо: тот для него и бог, и учитель выживания на этих кривых улочках. Ну знаешь, как бывает — смотришь на старших и думаешь: «Вот бы так же круто всё уметь!» А потом брат берёт и исчезает.
Представь: двое парней из Буркина-Фасо — Аива и его кореш Абас — высаживаются в Алжире с мечтами о Европе. Ну и наивные, конечно. Думали, перемахнут через море как через порог, ага. Сначала продираются через Сахару — песок в зубах, палящее солнце, да ещё эти бандиты, которые выскакивают из ниоткуда, будто пустыня их рождает на ходу. Ливия встречает их не лучше: везде щелистые взгляды, крики на непонятном языке. А потом эта дряхлая посудина через Средиземку… Боже, да они же еле живые с неё