В Карпатах, на окраине села Бран, 58-летний Виктор Ковач копается в моторе старого «Дэу Нексии», пытаясь заглушить звон в ушах после ночной ссоры с дочерью. Ливия, 17 лет, вскипает: «Ты даже в магазин за хлебом не доедешь, не то что до Швеции». Она выдергивает шнур зарядки из разъема телефона, бросает рюкзак с учебниками по румынской литературе и хлопает дверью сарая. Виктор находит под сиденьем смятую фотографию покойной жены — на обороте дата: *12.09.2004*, день их переезда из Клужа в горы.
Виктор копался в треснувшей стене старой квартиры на окраине Бухареста, когда нашел затертый блокнот с цифрами и фамилиями. На кухне Елена, его сестра, чистила картошку ножом с облезлой ручкой: «Опять везешься с этим мусором? Пару месяцев — и нас выкинут». Он промолчал, перелистывая страницы — там мелькали «Клаудия», «Складовой №7», суммы в евро. За окном грохотал грузовик с ржавыми бочками, ветер доносил запах жареной кукурузы с рынка Обор. На следующий день Виктор стоял у входа на заброшенный
Никлас Рослунд, бывший хакер с татуировкой змеи на запястье, сидит в полуразрушенной квартире на окраине Стокгольма. Рядом — София Хелльстрем, её рыжие волосы собраны в небрежный пучок, на столе — три пустых чашки кофе и ноутбук с треснувшим экраном. «Данные из городского архива — мусор, — царапает зажигалкой стол, — тут только старые счета за электричество». София тычет пальцем в карту на стене: «Смотри, метка в районе порта. Там раньше был склад Merckel AB — их закрыли после утечки в 2012-м».
В старом квартале Бухареста, возле закопченной пекарни на улице Липскань, детектив Матей Владу цепляется за сигарету, разглядывая фото жертвы — девушки в порванном платье с выжженным на груди символом: переплетенные змея и крест. Его напарница, Ирина Ковач, втискивается в сырую подворотню, где нашли тело. *"Опять эти нитки... красные, как в прошлый раз",* — бормочет она, поднимая обрывок пряжи. В кармане жертвы — билет в Театр Ликури, датированный днем убийства. Матей проверяет алиби
Хайди, рыжеволосая девочка в потёртом платье, приезжает в деревню Вэли-Пьятрэ к своему деду, Иону. Дом Иона — бревенчатая хижина на склоне Карпат, где полки заставлены глиняными горшками с мёдом и вяленой олениной. Дед, в кожаном фартуке, учит её доить козу Марикуцу: «Не дёргай вымя, а то лягнет». По утрам Хайди бегает с отарой овец через луга, где пастух Николае делится с ней лепёшками на капустном листе. Вечерами она слушает, как ветер стучит ставнями, а Ион чинит старый ткацкий станок,
Знаешь, иногда кажется, что идеалы — это как воздушные шарики: красиво взлетают, а потом бац — и лопаются о реальность. Вот как у Габриэля, которому в 15 лет вдруг приспичило стать священником. Ну, поступил в семинарию, думал: сейчас молитвы, благодать, всё по-честному. Ан нет! Оказалось, за этими стенами не святость, а сплошное лицемерие. Сначала парень старался — правила соблюдал, как ботаник перед экзаменом. А потом глядь: учителя врут, оценки рисуют, система гнилая до мозга костей. И всё бы
Знаешь, иногда натыкаешься на фильмы, которые будто выворачивают тебя наизнанку — и вот этот самый случай. Помню, как в первые минуты думал: «Ну опять про музыку, сейчас будут шаблонные страдания гения». Ан нет! Всё пошло не по плану. Главный герой... Боже, как же он врезался в память — этот вечный внутренний раздрай между «надо» и «хочу», который у меня в универе был, кажется, на каждом семинаре. Особенно врезалась сцена с ночным метро. Темнота, гул вагонов, а он сидит с инструментом, словно