Милтон Уэлш

Макс Браун, 34 года, бывший архивист из Берлина, находит в подвале умершей бабушки папку с пометкой *1946*. Внутри — письма на идише, фото разрушенного госпиталя в Штутгарте и список из семи фамилий. Он связывается с Лиорой Коэн, израильским реставратором, чей номер случайно написан на обороте снимка. Они встречаются в кафе на Карл-Маркс-штрассе: Лиора в потёртой кожанке пьёт эспрессо, Макс нервно перебирает клочки бумаги. *«Твой дед не строил мосты, — она тычет в фото, — это лагерь под
Анте Ковач, тренер полуразрушенного стадиона «Полюд» в Сплите, каждое утро начинает с проверки ржавых ворот и разбитой дренажной системы. Его подопечные — пятнадцать парней из портовых кварталов, вроде Луки Братича, который тайком подрабатывает грузчиком на рынке, чтобы купить бутсы. В кабинете Анте висит фото 1998 года: он в форме «Хайдука», рядом — брат Марко, погибший в ДТП после матча. «Ты их гробишь, понимаешь? — кричит Анте на директора клуба, Ивицу Юрича, размахивая счетом за
В самом сердце индустриального квартала, где дым смешивается с туманом, а кирпичные стены хранят шепот прошлого, крутится история, от которой мурашки по коже. Представь: парочка подростков, Лиза и Ян, случайно натыкаются на заброшенный завод, который местные обходят стороной. Внутри — не ржавые болты, а странные механизмы, будто собранные из снов. «Чувак, это же не просто хлам», — бормочет Ян, дергая рычаг со скрипом. И тут стены оживают, проектируя чужие мечты прямо в воздух. Красиво? Еще бы.