В глухой моравской деревне, заваленной сушеным чабрецом и корнями одуванчиков, Янко Прохазка копался в глиняных горшках. Его дочь Блажена, в платье с облупившимися пуговицами, перетирала зверобой, пока он ворчал: «Соседке Ленке не коренья, а ромашку – у нее от печки живот крутит». Чиновник Шрамек из Брно, в потёртом пиджаке, приезжал за «лекарством от давления», но Янко знал – тот доносил в районную управу. Вечерами они с Блаженой слушали радио: сводки о социалистических стройках глушили треск
Знаешь, иногда история преподносит такие сюжеты, что голова кругом. Вот, например, Ян Палах — обычный студент, парень с улицы, которому вдруг стало невыносимо молчать. Представь: зима 69-го, Прага, Вацлавская площадь... Он выливает на себя бензин и поджигает — всё ради того, чтобы мир услышал, как душат его страну танками. Жутко, да? А через три дня он умирает в больнице — и тут же власти начинают юлить, придумывать версии, мол, «несчастный случай» или «психическое расстройство». Прямо как в
Знакомо, когда человек живёт одной идеей, как проклятый? Вот Йозеф из нашей глубинки — тот ещё тип. Футболом дышит, тренирует местную команду "Славой" так, будто это сборная мира. Жёсткий, как зимнее поле после оттепели — ни себе, ни людям поблажек. Говорят, даже будильник у него свистит, как судья на матче. А сердце-то, понимаешь, подводить начало. Не железное ведь, хоть и ведёт себя парень будто танк. Смешно и грустно: всю жизнь прожигал за тренировками, а теперь организм