Хелен Ваннари

Майя, девочка в клетчатом платье, копается в старом сундуке на чердаке дома у моря. Среди маминых писем и потёртых книг она находит тряпичную куклу с оторванной рукой. «Сипсик», — читает Майя вышитое имя на фартуке. Вечером, при свете керосиновой лампы, отец-рыбак чинит сеть, а Майя пришивает кукле новую руку из лоскута от своего платья. «Смотри, пап, она шевелит пальцами!» — отец хмурится: «Игрушки не оживают, дочка». Но Сипсик щиплет Майю за локоть, когда отец отворачивается. На следующий
Знаешь, иногда попадаются фильмы, после которых сидишь и думаешь: «Как это вообще придумали?». Вот этот — из таких. Помню, как впервые его глянул: сначала казалось, что всё как обычно — герои, диалоги, камера едет... А потом бац! — и тебя затягивает в какую-то воронку, из которой уже не вырваться. Мне до сих пор снится тот момент, где главный... ну, тот парень, понимаешь, — делает *этот* выбор. Сердце будто останавливается, ладони потеют — вот прям как в тот вечер на диване с попкорном. А эти