Ян Хын-джу

Хёнсу, двенадцатилетний мальчик в поношенных кроссовках, приезжает из Сеула в деревню Пхёнчхан, где его встречает дед, Ли Мансок. В доме с треснувшими глиняными стенами и ржавой калиткой пахнет соевой пастой и дымом от дровяной печи. Мансок, не глядя на внука, бросает: *«Пока дождь не начался, подмети двор — вон метла у сарая»*. Хёнсу, ковыряя резинкой застрявший в зубах мармелад, кряхтит, но вытаскивает из кармана сломанный телефон, чтобы снять ульи под сливой. Вечером дед заставляет его
Джунсу, 28 лет, в рваном шерстяном шарфе копался в коробках с подержанными книгами в своём магазинчике в переулке Инсадона. За стеклом витрины мелькнуло знакомое рыжее пальто — Миён, 25, студентка консерватории, снова пришла спрашивать про сборник нот 1930-х годов. «Опять ищите „Лунные этюды“ Пак Чжинхи? — Джунсу вытер руки о фартук с пятном от кофе. — Вы же в прошлый раз говорили, что это…» «…как пытаться собрать рассыпанные бусины с маминого ожерелья», — перебила она, проводя пальцем по