Нинь Зыонг Лан Нгок

Тхань, уставший водитель маршрутки, заметил, что родинка на левой щеке сына исчезла, когда купал младенца в жестяном тазу. Его жена Линь, пахнущая луком и кинзой с рынка Донг-Суан, сначала отмахнулась: «Свет из окна искажает», — но сама перерыла вышитую сумку с документами из роддома. В графе «вес при рождении» стояло 3,1 кг, а сейчас дома весы показывали 4,5. «Это не наш сын», — прошептал Тхань, пока соседка снизу стучала шваброй в потолок из-за пролитой воды. Линь дрожащими пальцами нащупала
Лан втискивает блокнот с эскизами платьев между пачками растворимого кофе на полках кафе «Хонг Ха». «Ты же знаешь, что мистер Тьен запрещает отвлекаться», — шепчет Май, поправляя стопку учебников по английскому на столике у окна. Она только что пришла с пары, наспех перекусив багетом с паштетом. Лан хмыкает: «Когда он застал меня за рисунками в прошлый раз, сказал, что я создана разливать *капуччино*, а не ткани кроить». Через неделю она тайком покупает билет на автобус до Сайгона — деньги
Знаешь, что меня зацепило в том фильме? Как ловко они оживили старый Сайгон через… моду, представляешь? Не скучные учебники или пыльные архивы, а эти потрясающие ао дай — такие шелковые, с вышивкой, что аж дух захватывает! Смотришь на платья, а за ними будто проглядывают судьбы: две семьи, матери с их тайнами, дети, которые пытаются всё это распутать. То ли мастерская у них, то ли целая вселенная — с бесконечными рулонами ткани, где каждый оттенок как отдельная история. Особенно трогательно,