Элис, графический дизайнер с татуировкой совы на запястье, и Брэдли, менеджер по продажам спортивного инвентаря, живут в двухэтажном доме на окраине Лос-Анджелеса. За завтраком, пока Брэдли жарит яйца с перцем, он роняет: «Марго вчера опять шутила про „открытые отношения“... Может, правда попробуем?» Элис молчит, ковыряя вилкой авокадо. Через неделю они сидят в кафе на Мелроуз с Марго, учительницей йоги в ярких легинсах, и её мужем Питером, архитектором, который нервно стучит пальцами по
Знаешь, иногда так обидно — будто мы говорим с тобой через какую-то стену, хотя стоим рядом. Хоть плачь, хоть смейся: слова вроде те же, а доходят искажёнными, как будто по телефону говорим с помехами. Фигня какая-то, правда? Как будто кто-то взял и подменил наше общение на дешёвую пародию. А ведь раньше казалось, что всё просто — открыл рот, и готово. Теперь ловлю себя на мысли: а вдруг это я что-то не так ловлю? Или мы оба пытаемся кричать в пустоту, а звук глохнет где-то посередине? Смешно и
Представляешь, Эмилии приходится тащиться в эту дурацкую поездку с отцом, тем самым Фредом, который свалил, когда она была мелкой. А теперь он тут, с Альцгеймером — то имя дочки забывает, то в прошлом застревает. И как тут не рвать на себе волосы? Она же двадцать лет копила обиды, мечтала наорать, высказать всё… а он даже не поймёт, о чём речь. Сердце ведь ноет — жалко же, черт побери. Вот тебе и Рождество: вместо глинтвейна и гирлянд — разбитые надежды да неловкие паузы в машине. И эта вечная