Юрий Митрофанов

Представь себе такую глушь в российской глубинке XIX века — снега по крыши, до ближайшей дороги три дня на санях, а вокруг только бесконечная белая равнина. Вот в этой замерзшей сказке и коротают дни фельдшер Смирнов да учитель Астеин. Два интеллигента, как островки в океане сугробов. То крестьян с лихорадкой лечат, то ребятишкам буквы в головы вбивают. Делают, вроде, дело нужное… Но знаешь, как это бывает? Каждый день — как под копирку. Утро, снег хрустит под валенками, вечером самовар гудит,
Ох, эта история про балерину Матильду — она же как вулкан страстей! Представляешь: крутится на сцене, вся изящество, а за кулисами — три Романова вокруг неё, как мотыльки у огня. Николай II, Сергей, Андрей… Да уж, выбирай-не-хочу! И ведь не просто романтика — тут и политика, и дворцовые интриги, и этот вечный страх: а вдруг завтра всё рухнет? Мне вот интересно: как она вообще выдержала? То блистает в театре, то балансирует между любовью и долгом. А потом — бац! Революция, Николай отрёкся, и
Представь: тихий питерский двор, осенняя слякоть, а посреди этого уюта — труп. Не просто труп, а с приветом из прошлого: потрёпанная фотка времён «Ласкового мая» и письмецо на имя какого-то Сергея. Ну, думаешь, стандартная разборка? Как бы не так! Майор Кутыев — парень не из робкого десятка, но тут даже у него мурашки по коже. Раскопал, что на фото — журналист Турин. Сергей, значит. Ну, ясное дело, следователь сразу на него повелся: мол, подозрительный тип, глаза бегают... Даже ордер на обыск
Представляешь, начался у Василия Ивановича, нашего местного электромонтёра-ударника, день как в дешёвом детективе! Только кофе допить не успел — приперлась комиссия. Жалуются, мол, печь угарным газом всех травит. Ну, Василий-то знает: печь у него — как швейцарские часы, но комиссии ведь не объяснишь. Посмотрели они на его документы, хмыкнули: "А фотография, гражданин, не похожа!" Вот тебе и сказка — пришлось мужику в фотоателье бежать, как школьнику на паспорт. Говорит, стоял там,