Усталый от своего беспокойного соседа, пораженный частыми актами вандализма и обеспокоенный все более явными проявлениями агрессии - он решает уйти. Главный герой, фактически являясь своего рода альтер эго самого режиссера, хочет начать новую жизнь на «чужой» земле. Желая оставить свою жизнь в своем родном Назарете позади нее, она отправляется в переполненный Париж, а затем в далекий Нью-Йорк. Однако тот, кто сказал, что старое дерево не должно быть пересажено, был прав. Фильм, наполненный
Александрийский церемониальный полицейский оркестр, состоящий из восьми преданных своему делу музыкантов, прибывает в Израиль с важной миссией — выступить на открытии нового Арабского культурного центра. Однако по прибытии их никто не встречает, и они решают самостоятельно добраться до нужного города. Оказавшись посреди пустыни, они находят себя в небольшом и на первый взгляд недружелюбном городке. Вопреки ожиданиям, местные жители, несмотря на первоначальную сдержанность, постепенно
Лирон, 27 лет, работает в архивном отделе музея Тель-Авива. В коробке с донорскими вещами она находит пачку писем 80-х на иврите и немецком, адресованных женщине по имени Хана. На обороте фотографии — яблоня в саду кибуца, царапины на краях. "Они все еще горчат, как тогда?" — спрашивает неизвестный почерк. Лирон звонит брату Амиту, который служит на севере: "Бабушка никогда не говорила про Германию?" В ответ — пауза и шум ветра. На следующий день она замечает, что конверты
Знаешь, иногда фильмы цепляют не спецэффектами, а тем, как в них переплетается обычная жизнь с чем-то большим. Вот смотришь историю про отца и сына, которые едут куда-то через полстраны — и вроде бы ничего эпического: разговоры в машине, неловкие паузы, смешные моменты. Но за кадром-то свадьба готовится, невеста нервничает, родня суетится, а на улицах уже витает этот предрождественский дух — гирлянды мигают, в кафе глинтвейном пахнет. И как-то незаметно эти две линии начинают давить на героев,
Знакомьтесь с Каримом — парнем, который застрял между молотом и наковальней. Живет он в таком сером пригороде Тель-Авива, где даже солнце будто выцветает от скуки. Палестинец он, да. И это как бирка на лбу: израильские патрули пялятся на него так, будто он вечно что-то должен, а соседи-арабы... Ну, эти либо ворчат о «старых добрых временах», которых никто не помнит, либо крутят темные делишки на углах. Карим-то пытается вырваться — через музыку, через ритмы, что стучат в голове громче, чем