Кинокартины с Сильвано Транквилли
Лука, худощавый парень в засаленной футболке, разгружал коробки с сардинами на неаполитанском рынке Пиньасекка. Его пальцы пахли льдом и чешуей, когда он поправил табличку *"2 лиры за кило"*, усмехнувшись старухе-конкурентуше, тыкавшей в его сторону зонтиком. Анна, в платье с выгоревшими ромашками, торговалась за кальмаров у соседнего лотка — миланский акцент резал слух, как нож по рыбьей коже. *"Вы что, сюда на экскурсию приплыли? Тут не галерея Витторио Эмануэле"*, —
Лука Бьянки, водитель грузовика с ржавым «Фиатом», втянут в перевозку контрабанды через альпийские перевалы. Его напарник, Марчелло Риччи, в кожаной куртке с выцветшим шрамом на щеке, спорит с контрабандистами в туринском баре: «Два ящика недосчитались. Кто-то жадничает». Лука копается в двигателе, находит под сиденьем свёрток с лирами и пачкой писем на французском. В порту Марселя девушка в платке, Элен, передаёт ему ключ от склада: «Там не оружие. Открой до рассвета». Полицейский патруль
Марко, осуждённый за убийство рыбака в порту Неаполя, каждое утро просыпался под скрип железных дверей камеры №7. Его сосед Луиджи, бывший механик, царапал на стене чёрточки углём — отсчитывал дни до казни. Охранник Риккардо приносил им холодную фасоль в жестяных мисках, иногда бросал окурки: *"Держите, крысы, скоро вам и этого не будет"*. Вентиляционная решётка под потолком шаталась; Луиджи заметил это, когда чистил зубы солью. Ночью они выламывали прутья обломком ложки, привязанной
Марко, сын фабричного рабочего из промзоны Милана, каждое утро ворчит на отца: «Ты хочешь, чтоб я гнил тут, как ты?» В кармане у него билет на поезд до Рима, спрятанный под смятыми листовками протеста. Его сестра Элена, 17 лет, тайком встречается со студентом-анархистом Лукой в кафе «Барахолка», где потолок желтый от сигарет. На столе — два эспрессо и карта с отметками мест для подпольных собраний. Мать Элены, Мария, развешивает белье во дворе, замечая пятна крови на рубашке сына — он дрался с
В деревне Санта-Лучия, затерянной между виноградниками, Марта, 58 лет, каждое утро чинит развалившийся забор из-за коз Джузеппы. «Опять твои рогатые по огороду шлялись!» — кричит она соседке, вытирая пот с лица тряпкой в клетку. Джузеппа, не отрываясь от вязания, бурчит: «Сама виновата — дыру не залатала». На центральной площади, где старухи перебирают фасоль, Клара, вдова с шарфом на плечах, шепчет Розе про новую учительницу из города: «С утра кофе пьет с коньяком, видела сама». Роза, разливая