Любовь моя, помоги мне (1969)

Лука, худощавый парень в засаленной футболке, разгружал коробки с сардинами на неаполитанском рынке Пиньасекка. Его пальцы пахли льдом и чешуей, когда он поправил табличку *"2 лиры за кило"*, усмехнувшись старухе-конкурентуше, тыкавшей в его сторону зонтиком. Анна, в платье с выгоревшими ромашками, торговалась за кальмаров у соседнего лотка — миланский акцент резал слух, как нож по рыбьей коже. *"Вы что, сюда на экскурсию приплыли? Тут не галерея Витторио Эмануэле"*, — бросил он, вытирая руки о фартук. Она рассмеялась, сунув ему в ладонь смятые лиры: *"Докажи, что не все неаполитанцы только кричать умеют. Научи жарить эту дрянь"*.

Через три дня Лука красил ставни в её съёмной квартире на Виа-дей-Трибунали — краска капала на плитку 50-х годов, а радио орало протестные песни. *"Папа сказал, ты как те осьминоги — глазастый, но без костей"*, — она бросила тряпку в ведро, брызги попали на фото матери Луки в рамке. Он молча поднял осколки тарелки с пола, разбитой во время ссоры из-за её звонка в Милан. Потом вытащил её на мол в полночь, где волны бились о бетон, как закипающие макароны. *"Завтра скажи отцу, что я не осьминог. У меня есть кость — вот здесь"*, — он ткнул в грудь, смешав слова с шумом мотороллеров. Анна закусила губу, оставив след помады на сигарете, которую они передавали друг другу, пока луна не утонула в рассветной гавани.