В мире спорта, где каждый шаг отслеживается миллионами глаз, история Никиты Крюкова, звезды хоккея недавнего прошлого, выделяется особенно ярко. После того как вихрь соревнований и аплодисментов зрителей остались позади, Крюков не покинул мир хоккея, а выбрал новый путь — стать хоккейным агентом. Его решение было движимо не только стремлением оставаться в игре, но и желанием использовать свой богатый опыт и знания для помощи начинающим спортсменам. Никита Крюков, всегда отличавшийся
Опытные, но оказавшиеся в немилости сотрудники получили прозвище "динозавры департамента" за свои прошлые достижения. Ныне они перемещены в далекий 101-й отдел в районе Коломенское Санкт-Петербурга, что символично напоминает ссылку за городские пределы. Майор Шведов, потомок знатного рода архитекторов, страдает от развода и утопает в скорби, прибегая к алкоголю. Капитан Орехов же известен своей зависимостью к азартным играм, не упуская случая заключить пари на что угодно. Капитан
Марина, 32 года, библиотекарь из Перми, каждое утро заваривает растворимый кофе с сгущёнкой в треснувшей кружке «Лучшей маме». В среду, пока перебирала папки с газетными вырезками 80-х, нашла объявление о знакомстве: «Ищу женщину без вредных привычек. Сергей, 45 лет, слесарь». Зачеркнула номер карандашом, но вечером, стоя в очереди за хлебом в «Магните», случайно набрала его с чужого телефона. «Вы кто?» — спросил хриплый голос. «Ошиблась», — бросила она, уронив пакет с гречкой. Через неделю
Сергей, слесарь с завода «Уралмаш», в четверг обнаружил в почтовом ящике конверт из горбольницы №40. Врач Широков, щурясь через очки, сказал: «Метастазы, Сергей Иванович. Месяц, может два…» Тот кивнул, закурил «Беломор» у подъезда, бросил окурок в лужу. Вечером в однокомнатной хрущёвке на улице Машиностроителей включил телевизор — шла реклама микрозаймов. Позвонил бывшей жене: «Лен, это я…» — «Опьянел?» — щелчок в трубке. На кухне, разминая пальцы, вспомнил, как дочь Катя в шесть лет рисовала
Марина, с гипсом на левой ноге, ковыляла по коридору хрущёвки, зажимая уши ладонями. Гул трамвая за окном сливался с обрывками мыслей соседа за стеной: *«опять коммуналку не заплатил… водку бы сейчас…»*. После ДТП на Литейном, где её «Жигули» смяло грузовиком, голоса начались на третьи сутки в больнице имени Мечникова — медсестра с родинкой над губой мысленно ругала смену, пока ставила капельницу. Сейчас, на смене в кафе «Сказка», Марина уронила поднос, когда клиент в кожаном пиджаке подумал о
Марина, студентка филфака, врезалась в Алексея на станции «Чистые пруды», рассыпав по эскалатору конспекты и потрёпанный томик Бродского. Он, торопясь на совещание в офис на Таганке, задержался, подбирая листы с мокрыми следами от чьих-то ботинок. *«Вы читаете „Остановку в пустыне“ или используете её как бронежилет?»* — усмехнулся он, заметив пометку «экз. 1992 г.» на форзаце. Она, поправляя сползший шарф, буркнула: *«Лучше бы помог, вместо того чтобы цитировать оглавление»*. Пока он собирал
Кирилл спускается в переход у «Площади Восстания», замечает треснутый экран телефона в луже. Тянет Аню за рукав серой кофты: «Сюда, похоже на ту самую модель из сообщения». Она вытирает аппарат об джинсы, включает диктофон — вместо голоса шипение, как от старого радиоприёмника. Через час они уже в подвале дома на Обводном, разбирают корпус. Аня тычет отвёрткой в плату: «Тут датчик GPS, но координаты ведут... в наш школу?» Кирилл перехватывает, на экране мелькает фото их класса с красным крестом
Представь себе: заснеженный городок где-то на краю России, где зима длится будто вечность. Жила тут девочка, Алина, с братом-шалуном Максимом. Всё было обыденно — санки, горячий чай из термоса, смех сквозь метель. Но однажды Макс, вечно лезущий куда не надо, нашел в ледушке странный осколок — холодный, как сама смерть, и… пропал. А вместо него — лишь следы, ведущие в чащу, где, говорят, бродит та самая женщина в ледяных одеждах. Сердце Алины сжалось: она же обещала маме их обоих вернуть домой.