Эмир, пятнадцать лет, живет в старом квартале Анкары, где прачечные свисают между бетонными домами. Его соседка Айше, в потрепанных кедах, предлагает ему пари у киоска с симитами: «Если выиграешь в три раунда, отдам бабушкину монету с глазом». Она всегда разминает пальцы перед броском, будто готовится к драке. В третьем раунде Эмир выбирает «камень», она — «бумагу», но монета внезапно нагревается у него в кармане. «Ты жульничала?» — хрипит он, а Айше молча указывает на трещину в асфальте, из
Эмир, плотник с мастерской в Кадыкёй, каждое утро покупал симит у продавца с покосившейся тележкой. Его жена Лейла, швея в ателье напротив мечети Рустема-паши, неделями молчала о долгах за аренду, пока однажды не швырнула пачку счетов на обеденный стол: "Твои 'шедевры' даже дров не стоят". Их соседка Айше, вдова с тремя кошками, подслушала ссору через тонкую стену и наутро принесла чек на 500 лир — "За ремонт стула, который ты так и не закончил". Эмир, стиснув
Знаешь, есть такие истории, которые как будто подхватывают тебя за руку и ведут сквозь годы? Вот представь: маленький посёлок у Эгейского моря, пыльные дороги, а в местном лицее — двое. Али, этот вечный заводила с учебниками под мышкой, и Эйлюль, которая даже не подозревает, что через пару десятилетий будет щелкать сложные диагнозы как орехи. Он тогда, кажется, просто хотел помочь ей с химией, а в итоге — бац! — заронил в неё эту безумную мечту о медицине. А потом — бам! — Стамбул, огромная