Максим Райский — выдающийся следователь, чья интуиция позволяет ему безошибочно выявлять мотивы преступников и восстанавливать полную картину преступления даже из мельчайших улик. Для коллег и близких это неоценимый дар, однако его противоречивый характер приносит немало трудностей. После трагической гибели друга, в которой Максим винит себя, он исчезает на целый год, оставив всех в недоумении. Но когда всплывает новая информация о загадочном преступлении, Райский возвращается к работе, полон
Анна Соколова, медсестра из Москвы, приезжает в деревню Анютино, чтобы ухаживать за бабушкой Марфой, у которой отказали ноги. Старый дом с покосившимися ставнями, печкой, которую надо топить трижды в день, и огородом, заросшим крапивой, — тут всё не как в её съемной пятиэтажке возле метро. На второй день Анна сталкивается с Иваном Громовым, ветеринаром, который принес козье молоко для Марфы. «Ты ж городская, скоро сбежишь», — усмехается он, когда она просит помочь с забором. Взаимные подколки
В кафе на углу Садовой, где постоянно пахнет жареным луком, Настя разносит заказы, протирая руки об фартук. Там она сталкивается с Ильёй, водителем грузовика, который заказывает кофе с двойной порцией сахара. «Опять пересолили пельмени?» — усмехается он, указывая на пятно на её блузке. После смены он подвозит её до дома на старой «Газели», а через неделю зовёт помочь разгрузить ящики с рыбой на рынке «Океан». Настя смеётся, когда он роняет коробку, и ледяная вода заливает его ботинки: «Теперь
Василиса, девушка с обветренными щеками и косой до пояса, жила в избе с покосившимися ставнями на краю деревни. Ее отец, Иван Степаныч, целыми днями строгал дубовые доски для гроба старосты Петровича, ворча: *«Небось, опять водкой пахнет от заказа — старый хрыч на ногах-то еле держится»*. По вечерам, разливая чай из закопченного самовара, он бубнил про кузнеца Григория: *«Жених хоть куда — дом каменный, руки как лопаты. Замуж пора, а то скислись вся в книжках этих...»* Василиса, пряча под
Артем, 17 лет, копался в ржавой воронке возле разрушенной ТЭЦ под Екатеринбургом. В кармане — обрывок синей куртки брата Дениса, найденный в грузовике с пробитыми шинами. «*Ты вообще слышал про «кукушек»?*» — спросила Лика, девчонка в рваной армейской куртке, вынырнувшая из подземного коллектора. Она кивнула на граффити с трезубцем на бетонной стене, пока из динамика заброшенного завода гремели искаженные команды на непонятном языке. Артем смял в руке бумажку с координатами «57.6261, 63.0663» —
Лиза вытирает крошки печенья со стола, пока полуторагодовалый Макс тянет зарядку из ноутбука. Её муж Игорь в третий раз за месяц улетает в Новосибирск — «клиенты горят», — но в переписке мелькает незнакомое имя: *«Таня, задержимся на ужин?»*. Наташа в офисе на Цветном бульваре листает бриф нового заказа — шампунь для седых волос. «Опять хотят «вдохновения» за три копейки», — бросает она коллеге, закусывая нижнюю губу. Катя, пока редактор кричит про «провинциальный стиль», прячет в ящик стола
Знакомо, да? Оля — девушка из богатой семьи, а Кирилл — парень, чья мамаша работает маляркой. Они вроде бы не парились насчёт этой разницы в статусе, но вот родня… Ой, родня с обеих сторон как давай на этом зацикливаться! Особенно мать Оли — Ася, которая одна дочь поднимала. Ну а куда без этого — наверняка ей кажется, что парень «не её круга». Честно, мне кажется, такие истории всегда как качели: то ты веришь, что любовь всё победит, то ловишь косые взгляды за семейным ужином. Тяжеловато,
Представляешь, вот есть такой Алексей — вроде бы однолюб, Анечку свою боготворит. Готов ради неё хоть в тюрьму, хоть на край света… А потом раз — и бац! Срывается, заводит левые связи. Сам потом ненавидит себя, страдает, как будто не он это начал. Ну вот такой противоречивый тип, понимаешь? С Анечкой-то у них вообще мистика какая-то — то ли родство души, то ли правда кровное (но это потом выясняется). А с другой девчонкой… Ну, живет как бы из жалости. Типа: «Ты меня любишь? Ну ок, оставайся, не
Знаешь, есть одно место, о котором я часто думаю — там, где белые халаты не просто формальность. Представь: гинекологи, анестезиологи, медсёстры с вечно забитыми карманами бинтами, пластические хирурги, которые могут и шрам убрать, и историю пациента за чашкой кофе выслушать. Но это не про «галочки» в медицинских картах. Тут каждый день — как вулкан: то роды экстренные, то кто-то с инфарктом врывается в дверь, а то вдруг бабушка с переломом начинает рассказывать, как внук её квартиру продать
Вот, представляешь, есть у нас семья Лобовых — Платон, Таня и их четверо ребят. Старшая Любка, медсестра из нашего захолустного Ковригина, — ну ты знаешь, такие места, где все друг про друга сплетничают, а аптека закрывается в шесть. У неё близнецы-сорванцы, Петька с Пашкой, — этим по семнадцать, уже не дети, но ещё и не мужики. То из школы выгонят за драку, то вдруг серьёзно про будущее заговорят. А муж её, Гришка Жилкин, — тот ещё тип, вечно в каких-то авантюрах: то ларёк с овощами откроет,
Знаешь, есть такие истории, которые цепляют с первых секунд. Вот представь: девочка Женька, выросшая в детдоме, в шестнадцать бросает всё и рвёт в Москву. Без аттестата, без плана Б — просто верит, что её рисунки прорвутся сквозь серость. Ну как так можно? Сердце же обрывается, когда видишь эту упрямую девчонку с потрёпанным альбомом под мышкой. Она же каждый штрих в тетрадке выводит, будто это билет в другую жизнь — ту, где краски не выцветают от детдомовских будней. А ведь страшно же!
Представь: юная Саша, дворянка без гроша за душой, которой в один момент приходится сорваться с родного поместья — да-да, всё как в этих старых романах, только вот отец не герой, а сломленный жизнью человек. Питер их встречает дождём и бесконечными переулками, а она, вчерашняя барышня с вышивкой, вдруг оказывается в эпицентре балов, сплетен и этих вечных «ах, вы не слышали?». Ну знаешь, как бывает? Вроде влюбляешься в первого красавца-гусара, а он — бац! — исчезает на рассвете, оставив только