Василий Панин

В глухом сибирском полустанке Николай Петрович, бывший фронтовик, чинит стрелочные механизмы. Его дочь Лена, 17 лет, стирает в корыте рубахи, ворчит: «Опять махоркой пропахло, хоть выветривай». По вечерам Николай проверяет семафоры, заглядывает в будку к стрелочнику Григорию — тот вечно греет щи на железной печке. «Слышь, Гриша, — хрипит Николай, разминая плечо, — завтра товарняк с углём. Проверь стрелку у второго пути: вчера скрипела, будто не смазанная». Лена тайком переписывается с парнем из
Знаешь, есть такие фильмы, от которых спустя годы мурашки всё равно бегут по коже? Вот эта история — как раз из таких. Представь: глухая ночь, потрескивание костра, а дед, весь в морщинах-дорожках, будто сама память оживает, шепчет внуку о том, что даже земля старается забыть. Про войну, да — но не про парадные подвиги, а про ту человеческую дрожь, когда заснуть нельзя, потому что завтра может и не наступить. Там же, под Воронежем, в сорок втором... Боже, даже представить страшно. Дед