Карл Фогт, режиссёр-неудачник с мешками под глазами, ютится в однокомнатной квартире на окраине Берлина. Окно выходит на стройку, где с шести утра грохочут бетономешалки. Вчера он два часа спорил с продюсером Штефаном в душном офисе на Потсдамер-плац: «Ты хочешь историю про любовь? Пусть герои целуются в грязи у свинарника!» — шипел Карл, размахивая сценарием с пятнами от кофе. Он выбил три дня съёмок на заброшенном заводе в Лихтенберге, но уже в первый день заставил декораторов трижды
Лена Фогт, инженер-электронщик из берлинской мастерской на Грефештрассе, обнаруживает в микросхеме старинного телевизора закодированное сообщение. Её напарник Томас Бреннер, бывший радист с татуировкой «VEB Robotron» на запястье, расшифровывает координаты, ведущие к заброшенному заводу в Шпандау. «Ты вообще понимаешь, что мы в дерьме?» – шипит он, разламывая сигарету Camel без фильтра. В ржавых цехах они находят ящик с плёнками 8mm – кадры испытаний 1986 года, где человек в защитном костюме
Знаешь, есть такие семейки, где кроме общей крови и пары скелетов в шкафу ничего не связывает. Вот у этих братьев — точно из такой истории. Отец у них, конечно, тот ещё фрукт — эксцентричный до мозолей на глазах, но это, кажется, единственное, что их объединяет. Ну, кроме взаимного раздражения, конечно. Возьмём Ханса-Йорга. С виду — милейший библиотекарь, очки, свитера в оленях… ан нет! Раскроешь обложку — а там такой адреналин отчаяния. Парень вечно дрочит в тишине книгохранилищ, краснеет при