Юнус Озан Коркут

Эмир копался в груде камней возле полуразрушенной церкви в Каппадокии, когда лопата звякнула о металл. Из земли торчал бронзовый диск с трещинами, напоминающий крышку люка, но с выбитыми волчьими головами по краям. Он смахнул грязь пальцем, позвонив Лейле через видеосвязь: «Смотри, когда солнце попадает под углом — символы светятся, как на панели твоего дрона». На заднем фоне слышался гул уличного продавца шаурмы, кричащего: «Дёнер готов через пять минут!» Лейла, разбирая в квартире в районе
Эмир, рыжий подросток в потёртой кожаной куртке, каждое утро покупает симит у продавца возле паромной пристани Кадыкёй. Его сестра Лейла, пряча под шарфом фиолетовые пряди волос, нашла в старом сундуке деда Хасана ключ от заброшенного часового магазина на улице Истикляль. «Там не стрелки, а целые жизни застряли», — бормотал дед перед смертью, разглядывая треснувшее стекло карманных часов. В подвале магазина Эмир находит коробку с письмами на османском языке и фотографию женщины в платье 1920-х
Эмир приезжает в промышленный район Измира на раздолбанном Peugeot 206, узнав о смерти матери. На местном базаре, между лотками с гранатовым сиропом и кучами дешевого трикотажа, его останавливает Али — кредитор в засаленных джинсах. «Твоя мать задолжала за свет в мастерской. Либо плати 15 тысяч, либо забираю станки», — бросает он, разминая пачку «Tekel 2000». В квартире, пахнущей затхлым бельем и тмином, Эмир находит недокуренную сигарету матери в пепельнице и счет за химиотерапию из больницы
Представь стамбульский дом, который словно дышит тайнами — трещины на стенах, пыльные шторы, запах кофе, смешанный с горечью невысказанного. Тут живут три сестры, каждая с грузом своих «а что, если». Старшая, упрямая как ослик, пытается склеить семью, пока муж тихо спивается. Средняя, с лицом кинозвезды, бежит от провинциальной скуки в объятия случайных мужчин, а младшая, тихоня с тетрадкой стихов, мечтает сжечь всё к чертям. И всё бы ничего, пока в город не возвращается их мать — женщина,