Ларс ван дер Беек разгружал коробки с маркировкой «электроника» в портовом ангаре, пока дождь стучал по ржавой крыше. Его пальцы дрожали, когда он нащупал под слоем польских сигарет конверт с нарисованным черепом — внутри лежала записка: *«Следующая партия будет твоей кожей»*. По дороге домой, протискиваясь между велосипедами у канала, он зашел в «De Zon», где Эва Краусс, вытирая кружку грязной тряпкой, бросила: «Твой друг Мартен спрашивал адрес. Говорил, что-то сломалось в системе». Ларс выпил
Четыре года в клетке — это не шутки, а он выдержал. Теперь смотришь на него — вроде тот же Ник, бывший король ринга, но в глазах что-то подломилось. Вернулся к отцу-тренеру, Джону, а тот молчит, только кулаки сжимает. Знает, наверное: славу не вернёшь просто так, даже если каждый день лупишь грушу до крови. "Всё сначала", — твердит Ник, но как начать, когда за плечами тюремные стены, а на ринге уже новые молодые хищники? Бои теперь другие — не за титулы, а за право просто быть собой.
Очнулся в метро — толкучка час-пик, потные плечи, скрип тормозов. Голова пустая, будто выпили всю память. Ни имени, ни прошлого — только рюкзак на коленях и адреналин, от которого сердце колотится как сумасшедшее. Ну, думаю, Сэм (имя-то на брелке нашёл), тут явно что-то нечисто. Рыскаю в рюкзаке: телефон без симки, ключи от непонятной двери, смятая фотка незнакомки. Прикинь — чувак с амнезией ищет подсказки в собственном барахле, как в квесте! То ли смеяться, то ли бежать. Но когда в кармане
Знаешь, есть один фильм, про который я до сих пор иногда вспоминаю поздно вечером. Там, ну… эта история про горстку упрямцев, которые как сумасшедшие цепляются за клочок камня посреди адской мясорубки. Представь: семь человек против целой орды, брошенные всеми, даже небом, кажется. Они там копошатся в пыли, кровь, пот, а эти идиоты всё ещё шутят сквозь стиснутые зубы. Честно? Первый раз смотрел — думал, ну классика, героика, пафос. А потом в какой-то момент аж кулаки сами сжимаются. Вот же