Хемингуэй и Геллхорн (2012)

В Мадриде, 1937-й. Марта Геллхорн, в кожаной куртке и с блокнотом, протискивается через толпу у отеля «Флорида». В номере 109 — Эрнест Хемингуэй, с гитарой в руках, разбирает карту фронта. «Твои репортажи слишком сухие, — хрипит он, наливая херес. — Тут нужна кровь под ногтями, а не статистика». Она перебивает: «Мои читатели не ждут поэзии. Им нужны факты — сколько, откуда, почему». Взрыв за окном сотрясает стены. Он хватает её за локоть: «Слышишь? Это и есть факт. Иди и опиши, как пахнет разорванная земля». На следующее утро они едут в Гвадалахару. В грузовике, между ящиками с патронами, Марта записывает: «Солдат, 19 лет, дрожит, но курит, как старик». Эрнест смотрит на её почерк — острый, без лишних завитков.

Четыре года спустя. Куба, усадьба «Финка Вихия». На веранде — пишущая машинка «Underwood», стопка пустых бутылок «Havana Club». Марта печатает статью о бомбардировках Хельсинки. Эрнест, в мокром от пота свитере, ставит на патефон пластинку с фламенко. «Перестань гнаться за каждой войной, — бросает он, разминая плечо после рыбалки. — Осядь здесь. Пиши роман». Она закрывает крышку машинки: «Ты назвал меня трусом, если я останусь?» Вечером пакует чемодан: карта Европы, карандаши, флакон духов «Шанель №5». На прощанье оставляет записку на салфетке из бара «El Floridita»: «Ищи меня в сводках. Там, где грохочут пушки, а не бутылки». Он находит её через три дня, когда кофе на плите уже трижды превращался в гущу.