Хемингуэй (1 сезон)

В Париже 1924-го Эрнест, в помятом пиджаке, торгуется с редактором *The Transatlantic Review* за гонорар. «Двадцать франков за рассказ — это воровство», — бросает он, разбивая яйцо в кофе. Вечерами он сидит в «Клозри де лила» с Хэдли, пока та кормит крошками булочки их сына Бамби. В углу Фицджеральд, пьяный, декламирует отрывки из «Гэтсби», а Гертруда Стайн, размахивая сигарой, кричит: «Твой *Фиеста* — тухлая рыба, Эрни! Напиши о войне, которую знаешь». На рассвете он печатает на «Короне», зажав между зубов окурок, — запах табака смешивается с чернилами.

На Кубе 1952-го старик в застиранной рубахе ловит марлина у берегов Кохимара. В доме пахнет солью и ромом: Марта, четвертая жена, рвет его письма к Мэри, шурша оберткой от шоколада. «Ты снова звонил сыну?» — спрашивает она, чистя пистолет. Он молчит, растирая больную ногу. В баре «Флорида» Пол, бармен-дружок, ставит пластинку с танго: «Твои рассказы стали как консервная банка, Эрнесто — пустые и с острыми краями». Ночью, разбив бутылку «Баккарди», он диктует секретарше воспоминания об Африке: «Леопард замерз на высоте, в зубах — птичьи перья…»