Хоть что-то хорошее (2023)

Лена, 27 лет, раскладывает утром ржаные булочки в семейной пекарне на окраине Дрездена. За прилавком — пятна от старой кофейной гущи, в углу валяется сломанная вешалка, которую отец обещал починить ещё зимой. В обеденный перерыв она прячется на складе, доедая вчерашний штрудель, когда заходит Йонас — студент-историк с синяком под глазом. «Опять подрался из-за лекций о ГДР?» — бросает Лена, вытирая руки о фартук с выцветшим принтом кренделей. Он молчит, ставит на стол коробку с дедовскими фотографиями: «Тут твой район, 89-й. Может, узнаешь кого?» На снимке — её балкон, мать в двадцать лет, с сигаретой и бантом в волосах.

Вечером они сидят на скамейке у Эльбы, разбирают записи на обрывках газетной бумаги. Йонас щурится, пытаясь прочесть готический шрифт: «Они прятали в муке листовки…» Лена перебивает: «Бабушка говорила, дед сгорел на мельнице из-за неисправной плиты». На следующий день она пробирается в архив университета, где работает Йонас; пахнет пылью и лавандовым освежителем. Фрау Вебер, соседка снизу, застаёт их за распутыванием ниток из старых метрик: «Ваш дед? Да он вонзил мне ножницы в дверь, кричал, что я стукачка!» Лена роняет папку, из неё высыпаются письма с печатью «Уничтожить после прочтения».