Харджиев. Последний русский футурист (2022)

В шестидесятые Николай Харджиев ютится в московской коммуналке на Тверской. В комнате, заваленной папками с письмами Хлебникова и эскизами Малевича, он спорит с женой Лилей: «Опять сжигаешь черновики? Ты с ума сошел — тут каждый клочок историей дышит!» За стеной соседка Колосова стучит костяшками домино по столу, в коридоре пахнет жареной капустой. По вечерам к нему пробирается молодой поэт Сережа, тайком перепечатывающий запрещенные стихи Бурлюка на старой «Ундервуд»: «Николай Иваныч, вы же лично с Крученых в трамвае ездили — как он рифмы ломал?» Харджиев, поправляя очки, бормочет: «Не рифмы, а время — вы этого не поймете».

В девяностые он, уже седой и согнутый, сидит в амстердамской квартире с видом на канал. На столе — письмо от русского музея: «Где архив? Мы готовы купить». В углу валяются коробки с маркировкой «Лившиц. 1913», рядом — недопитая бутылка «Столичной». Голландский куратор Томас настойчиво щелкает ручкой: «Ваши мемуары — это сенсация. Но нужны доказательства, что вы не выдумали встречу с Маяковским в одесском кабачке». Харджиев молча достает из чемодана потрепанную записную книжку, где между списком продуктов и трамвайными билетами — набросок «Облака в штанах» с пометкой «Дирижабль рухнул. В.М.» На улице гудят велосипеды, а он вспоминает, как в семьдесят четвертом выносил ящики из квартиры Лисицких под присмотром человека в сером пальто.