В то время (2021)

Марек, в засаленной куртке от старшего брата, толкал тачку с кирпичами на стройке возле варшавской библиотеки. По вечерам он забирал Касю с уроков польского в лицее имени Мицкевича — она плелась рядом, жуя булку с маком, и рассказывала, как учительница снова ругалась из-за её спутанных чулок. «Ты как та цыганка с базара», — бурчала мать, когда Кася проливала компот на выцветшую скатерть в хрущёвке на Урсынова. В субботу они сбегали на заброшенную фабрику «Полцветмет», где Марек выцарапывал гвоздём на ржавой стенке: «К. + М. 1999», а Кася смеялась, поправляя шпильку в волосах — подарок тётки из Познани.

В марте пришло письмо от отца из Гданьска: «Судно на ремонт, зарплату задержали». Марек украл из цеха пару болгарок, продал их возле костёла Святого Станислава. «Ты с ума сошел?» — Кася шипела, пряча деньги в жестяную коробку из-под леденцов. Вечером в квартире пахло жжёным луком — мать тушила капусту, пока по телевизору показывали митинг у верфи. Когда сосед-шахтёр принёс листовки про забастовку, Марек разорвал их и швырнул в печь: «Нам бы твои проблемы». Кася молча вытирала тряпкой пятно от свеклы на полу — тот самый узор, который отец нарисовал, когда их выселяли из общежития в Новой Гуте.