Токийские айдолы (2017)

Юки, рыжеволосая стажёрка из Осаки, каждое утро толкалась в переполненном вагоне метро Гиндзы, чтобы успеть на репетицию в подвальный клуб «Luna» возле парка Ёёги. Её кроссовки с отклеившейся подошвой скрипели по линолеуму, когда Рэн, фанатик перфекционизма с татуировкой карпа на шее, заставлял её повторять связку под счёт «и-раз-два-три» до тех пор, пока мышцы на ногах не начинали дрожать. «Съешь хоть что-то, а то упадёшь», — бросал он ей коробку онгири с лососем, купленную в круглосуточном FamilyMart, пока сам курил за пожарным выходом, считая секунды до перерыва. По вечерам, когда неоновые вывески Кабуки-тё начинали мигать, Лиза, дочь канадского дипломата, тайком пробиралась на крышу отеля в Роппонги, чтобы тренировать вокальные распевки — её голос, смешиваясь с рёвом вертолётов, звучал как помеха на плохо настроенном радио.

Конфликт лопнул в дождливый четверг, когда менеджер группы, бывший барабанщик из Лидса, объявил о европейском туре. «Вы хотите, чтобы мы пели J-pop в пабах Манчестера? Это же позор!» — Рэн швырнул микрофон в стену, оставив вмятину на плакате с их собственным изображением. Лиза, разбирая посылку от матери — кленовый сироп и таблетки от стресса — предложила переписать аранжировки: «Добавим биты, как у The Prodigy, но с сэмплами сякухати». Юки, тем временем, пряталась в туалете за станцией Сибуя, слушая голосовое сообщение от матери: «Деревня скучает по твоим дурацким танцам». На следующий день, купив две банки горячего кофе из уличного автомата, она неожиданно вставила народные движения из обон одори в середину электронной композиции — Рэн сначала скривился, но к концу репетиции незаметно убрал руки из карманов.