На киевском направлении (1967)

Капитан Гриценко, с лицом в пороховой копоти, втискивает последний патрон в диск ППШ. За окном сгоревшей хаты в селе Бородянка рвутся снаряды. "Связь с батальоном есть? — бросает он связисту, перекрывая грохот. — Там моя жена с детьми... В Киеве". Лейтенант Семенюк, перевязывая раненого, достает из планшета смятый снимок: "Видишь, это Днепр. На том берегу — немецкие танки. А здесь, — тычет пальцем в карту, — у леса, минометы спрятали". Санитарка Оля, разливая кипяток в пробитые котелки, шепчет бойцу: "Сахар остался только в кармане у мертвого фрица. Держи кусочек, только не глотай сразу".

На рассвете рота пробирается вдоль Ирпеня. Из кустов выползает мальчишка в рваной рубахе: "Дядько, у школы танк стоит, а в колодце — рация". Взвод обходит село со стороны огородов, где сушится белье — простыни с дырками от осколков. "Тише, черт возьми, — шипит Гриценко, спотыкаясь о разбитую детскую коляску. — Сейчас как дадим по этим...". В подвале мельницы раненые делят кислую сливу. Солдат в обгоревшей гимнастерке бормочет: "Вчера в Буча видел, как старуха немца кочергой... Даже фриц заорал". Семенюк, разбирая трофейный "парабеллум", внезапно хрипит: "Самолеты! В тие!" — но гул уже сливается с воем пикирующих "юнкерсов".