Предав своих боссов, киллер вынужден скрываться и находит убежище в пустом ателье. К его удивлению, местные жители принимают его за сына покойного хозяина, который давно пропал из виду. Решив воспользоваться этой неожиданной возможностью, он принимает новую личность. Притворяясь наследником, киллер постепенно вживается в роль. Он открывает для себя мир портновского искусства, учится шить и восстанавливает репутацию ателье, которое когда-то славилось своими изысканными костюмами. Вместе с новыми
Али, 27 лет, моет стаканы в крошечной кофейне возле Галатского моста. В перерывах он прячет наушник под фартуком и слушает демо-записи — три аккорда на расстроенной гитаре, записанные на телефон в подсобке. По четвергам после смены заходит в букинистический магазин на улице Истикляль, где Элиф, дочь владельца, раскладывает потрёпанные романы Кафки. «Опять про чаек?» — смеётся она, замечая каракули в его блокноте. Али краснеет, прикрывает стихи рукой: «Лучше покажи, что рисуешь». Она достаёт
Али, затянувшись сигаретой у открытого окна, заметил, что экран его ноутбука погас на секунду. В офисе на третьем этаже пахло перегоревшей проводкой. «Зейнеп, проверь логи сервера, — крикнул он через перегородку, стуча пальцем по клавиатуре. — Кто-то стёр все бэкапы вчерашнего дня». Она, не отрываясь от чашки с остывшим кофе, прокрутила историю действий: «Здесь IP из района Кадыкёй... но это же наш внутренний адрес». За окном гудел паром, а на столе валялись распечатанные схемы сети с пометками
Эмир, парень в мятом футболке с логотипом рыбного ресторана, разливал густой кофе по крошечным чашкам, когда Лира ворвалась в кафе на улице Истикляль. «Опять эти символы во сне… как будто кто-то режет стекло у меня в голове», — бросила она, разворачивая тетрадь с зарисовками спиралей, напоминающих османские узоры на мечетях. Ее кроссовки были забрызганы грязью от утреннего дождя, а в волосах застрял лепесток от граната с уличного лотка. Эмир вытер руки о фартук, достал из-под стойки старую
Представь: возвращаешься в город, где прошло детство, а он тебя уже не узнает. Узкие улочки Стамбула, пропахшие кофе и кардамоном, гудки паромов на Босфоре — всё то же, но ты-то другой. Герой, которого мы сопровождаем, будто шагает по старой фотографии, где краски выцвели, а углы обтрепались. Вот он натыкается на кафе, где когда-то спорил о любви с друзьями, а теперь там сидят чужие лица. «Эй, это же мое место у окна!» — хочется крикнуть, но язык не поворачивается. Вместо этого глотаешь
Эмир, парень с облупившейся татуировкой ястреба на запястье, рылся в коробках на чердаке бабушкиного дома в районе Чукурджума. Нашел потрескавшийся фотоальбом: снимок деда Мехмета в военной форме 40-х, стоящего у полуразрушенной каменной арки. «Кто это?» — спросил он у бабушки, перебирающей фасоль на кухне. Она замерла, потом бросила: «Он исчез, когда твоему отцу было три года. Искал какой-то... ключ». За окном гудел трамвай, пахло жареными каштанами с уличного лотка. На следующий день Эмир с